Да, иногда такое случается. 00 ночи, за окном посапывающий город. Москоу нева слипс, но микро-сон у неё, как у Бэтмена, присутствует.
Вопреки всем смыслам открываю крышку своего железного друга, чтобы писать текст. Точно так же, как в 5 лет, придя с садика, строчил на печатной машинке папы рассказ о жуке. Жуки выросли, стали образные и ходячие, зашелестели лапками. Подросли и мои тараканы, да и шкафы сменились. И только суть моя осталась. Суть всегда одна; оголяется она любовью и одиночеством, радостию и тоской, песком сквозь пальцы и лишениями. Уязвимостью. Хрупкостью.
Отхлёбываю конопляный чай.
Каким бы рваным ни был анамнез моего мятущегося сердца, знаю одно – сожалений нет, горьких или сладких. Ответов не существует – есть лишь личные решения. Правильные они были или нет… по крайней мере, они – мои.
Самое приятное, это знать, о чём говоришь – потому что прожил. Потому что впитал. Претендуя – соответствовать. Тогда слова не нужны – и говорить не о чем. Эту приятность ни с чем не сравнить. Это не сахарная приторная сласть, это чистейшая вода в зной.
Зачем я столько болтаю о всякой чуши?
К чему эта меркурианско-раханутая смесь?
К чему лицедейство, проткнувшее мои кости откуда-то изнутри?
Откуда это желание? Моё ли оно?
Неважно.
Бабушкины оладушки…
«Сложно будет тебе жену найти», – сказала она, подливая чай. «И мама, и я тебя балуем, какая же тебе подойдёт?»
Именно поэтому я безмерно благодарен вам, мои женщины. Родные. Я бы хотел говорить это чаще. Я бы хотел обнимать вас чаще. Я предательски зажат там, где следовало бы вспомнить скорость смерти и мгновенность жизни.
Говорил ли я своим женщинам, которые, подобно цветам, даже будучи сорванными, никогда не были и не будут моими – говорил ли то, что следовало? Обнимал ли достаточно крепко? Скорее потакал, молчал там, где надо было сказать не совсем приятное. Правдивое. Обо мне. О том, что чувствовал. Это навык. Это любовь к себе.
По крайней мере, я не совершал неправедное (в моём кодексе) – то, за что мне было бы стыдно. Совсем даже наоборот.
Из всех своих решений, слеплен я аки мозаика, плыву в сегодняшней ночи. Нити сплелись воедино. Отхлёбываю чай ещё раз.
Вопреки всем смыслам открываю крышку своего железного друга, чтобы писать текст. Точно так же, как в 5 лет, придя с садика, строчил на печатной машинке папы рассказ о жуке. Жуки выросли, стали образные и ходячие, зашелестели лапками. Подросли и мои тараканы, да и шкафы сменились. И только суть моя осталась. Суть всегда одна; оголяется она любовью и одиночеством, радостию и тоской, песком сквозь пальцы и лишениями. Уязвимостью. Хрупкостью.
Отхлёбываю конопляный чай.
Каким бы рваным ни был анамнез моего мятущегося сердца, знаю одно – сожалений нет, горьких или сладких. Ответов не существует – есть лишь личные решения. Правильные они были или нет… по крайней мере, они – мои.
Самое приятное, это знать, о чём говоришь – потому что прожил. Потому что впитал. Претендуя – соответствовать. Тогда слова не нужны – и говорить не о чем. Эту приятность ни с чем не сравнить. Это не сахарная приторная сласть, это чистейшая вода в зной.
Зачем я столько болтаю о всякой чуши?
К чему эта меркурианско-раханутая смесь?
К чему лицедейство, проткнувшее мои кости откуда-то изнутри?
Откуда это желание? Моё ли оно?
Неважно.
Бабушкины оладушки…
«Сложно будет тебе жену найти», – сказала она, подливая чай. «И мама, и я тебя балуем, какая же тебе подойдёт?»
Именно поэтому я безмерно благодарен вам, мои женщины. Родные. Я бы хотел говорить это чаще. Я бы хотел обнимать вас чаще. Я предательски зажат там, где следовало бы вспомнить скорость смерти и мгновенность жизни.
Говорил ли я своим женщинам, которые, подобно цветам, даже будучи сорванными, никогда не были и не будут моими – говорил ли то, что следовало? Обнимал ли достаточно крепко? Скорее потакал, молчал там, где надо было сказать не совсем приятное. Правдивое. Обо мне. О том, что чувствовал. Это навык. Это любовь к себе.
По крайней мере, я не совершал неправедное (в моём кодексе) – то, за что мне было бы стыдно. Совсем даже наоборот.
Из всех своих решений, слеплен я аки мозаика, плыву в сегодняшней ночи. Нити сплелись воедино. Отхлёбываю чай ещё раз.